День пошел обычно. Боря и Марина обнаружили в фондах детских учреждений крайне интересные сценарии новогодних утренников и во время перерыва читали их по ролям. Закончив, как обычно, в два часа, задолго до закрытия архива, нежно попрощались, поболтав минут пятнадцать о концепции Броделя, и Борис пошел домой. Пить водку. А Марина, вероятно, — на свидание.
Следующий день был не только днем рождения Сен-Жюста, но и годовщиной Бородинской битвы по старому стилю. Борис опять немного опоздал — минут на сорок. Гардеробщица читала газету с заголовком «Гитлер похоронен во Вьетнаме!». Боря поздоровался и поспешил туда, где ему давно уже надлежало быть.
Путь в четвертое хранилище архива проходил мимо читального зала. Боря из любопытства заглядывал туда и каждый раз видел, что в читальном зале никого нет, кроме тощего очкарика.
Но сегодня в читальном зале вместе с ним занималась девушка. Они сидели рядом за столом, о чем-то шепотом разговаривали и смотрели в какой-то документ. Потом очкарик встал, схватил документ, стал разглядывать его на свет, а девушка принялась что-то доказывать, размахивая руками. Боря вдруг одновременно захотел смотреть на девушку и при этом поскорее отвернуться, спрятаться, убежать.
Они встречались в университете. Это ведь она так сладко пахла в тот раз, стоя перед ним в бесконечно длинной очереди в столовой. И из деканата, чуть не стукнув Бориса дверью по носу, вышла именно эта девушка. Это было год назад. Тогда Борис всего боялся, особенно заходить к начальству: первокурсник, что тут скажешь! Она вышла из деканата смело, была старше. Он даже и не думал с ней знакомиться: девушки для Бори были на третьем месте после родины и науки. Просто эта незнакомая красавица ему запомнилась, Новгородцев думал, будто он давно знаком с ней; даже казалось, что девушка ему улыбается, приветствует его при встрече.
Раньше Боря никогда не видел незнакомку рядом с парнем. Когда очкарик («Филиппенко!» — вспомнил Новгородцев) снова сел с ней рядом, Борису почему-то стало неприятно. А потом он увидел, что волосы девушки заплетены в косу. Довольно длинную. В его группе девушки носили джинсы, были коротко острижены и вовсе не походили на идеал послушной русской женщины. А эта…
Вспомнив, что и так прилично опоздал, Борис пошел в хранилище.
Марина сидела на рабочем столе с ногами в сеточку, похожими на окорок в авоське. Нити, вероятно, отпечатались на коже, и если снять колготки, то ее ноги останутся в ромбик. Такой некрасивый, красноватый ромбик, похожий на плетение проволочных заборов, которые продаются в рулонах для огораживания дачных участков. Потом Борис подумал, что она, похоже, взяла у Лидии Васильевны другой халат: наверно, потому что старый замарала. Новый был уж очень короток. Наверно, по размеру не нашлось. Боря мысленно пожалел Марину за то, что ей приходится носить одежду не по размеру, и решил делать вид, что не замечает её разлинованых голых ног.
— Как дела? — поинтересовалась Марина.
— Все нормально. Хорошо отметил день рождения. Выпили с товарищами вчера.
— А им понравилось письмо? Ну, в смысле, мой подарок? Ты его им показывал? — допытывалась девушка.
— Я вчера его забыл. Надо сейчас же письмо в сумку спрятать, а то снова забуду.
— А где оно?
— Да вроде на столе вчера лежало.
— Я не видела…
— Хм…
Боря и Марина обыскали хранилище. Письма нигде не было.
— Бред какой-то! — в пятый раз сказал Андрей.
— А может быть, открытие?
— Какое там открытие!? Это чьи-то глупые шутки! Ха! Петра Первого кто-то подменил! Скажите еще, что он антихрист!
— Ну, Андрей, вы сами посудите! Что за шутки, зачем, для чего? Лидия Васильевна, что ль, шутит? Откуда здесь взяться злоумышленнику? Зашел с улицы, от нечего делать сочинил документ, подсунул в папку и убежал? Ну что за ерунда?!
— Ерунда то, что вы считаете, что Петра Первого подменили англичане во время Великого Посольства!
— Да какой смысл подделывать документы, хранящиеся в провинциальном архиве?! Кому это выгодно?
— О, поверьте, Анна: тот, кому это выгодно, непременно отыщется, как только эта липа будет обнародована!
— Ну почему липа?! Вы смотрели опись: «Дело № 29. Письмо от Прошки к Софье. 15 янв. 1698 г. 1 л.»
— Ну и что?
— А то, что если кто-то захотел подкинуть в наш архив подделку и проник в хранилище, то опись не подделаешь просто так!
— Опись, опись… Да кому она нужна! Подделать, если надо, можно всё, что пожелаешь!
— Но вы прочитали письмо и утверждаете, что его язык — это язык семнадцатого века, а реалии — достоверные.
— Но, Анна! Представим, что Петра и правда подменили. Что получается? Да получается, что последующие императоры, Елизавета Петровна, сын Анны Петровны — Петр Третий и все его потомки вплоть до Николая Второго тоже, с позволения сказать, поддельные! Династия Романовых была нелегитимной! Два века вся страна жила под ложными царями!
— Это исторические факты, подтверждаемые источниками! Об этом должна узнать общественность — таков наш долг ученых!
«Тоже мне ученый! — подумал Андрей. — Диплом сначала защити!»
А вслух он заявил:
— Наш долг — во-первых, хорошо проверить рукопись. А во-вторых… Знаете, Анна, по-моему, гипотеза о похищении совсем в духе того, что пишут в желтой прессе для публики вроде здешней гардеробщицы!
Убеждённый, что науке чужды эпатажность и сенсационность, аспирант считал, что подлинный учёный должен быть зануден, непонятен и традиционен. Ведь традиции — опора прогресса.