На самом деле - Страница 62

Вдруг один из коллег встал со стула и громко, чтобы перекрыть общий шум, произнес:

— Господа! Мне прислали грамоту. Возможно, исторического значения!

Под грамотой он понимал эсэмэску: эта западная аббревиатура, разумеется, ушла из обихода. То, что телефонные записки чем-то очень схожи с новгородскими посланиями на бересте, Андрей понял еще в прошлом году. Действительно, общего много: и краткость, и безграмотность, и массовость. Что же за новость прислали коллеге?

— Православную церковь запретили.

Повисло тягостное молчание.

— Как? — спросил кто-то.

— Страну объявили языческой. Царь объявил. Значит, все теперь верим в Перуна. Жена написала.

Хмель испарился. Веселая пьянка превратилась в собрание историков.

— Радио, радио нужно включить! — зашумели одни.

— А какое сегодня число?

— Нужно срочно узнать все подробности!

— Сбегать в газетный киоск!

— Боже мой, что творится!

— Вот, опять взорвут храм Христа Спасителя! И что на его месте будет? Только не бассейн!

— Во сколько объявили?

— Надо срочно записать всё!!!

Через пятнадцать минут стол был разобран, посуду помыли, объедки сгрузили в помойку.

Домой разошлись, рассуждая о судьбах России и споря о том, каковы предпосылки возврата к язычеству.

На следующее утро новый кандидат наук проснулся в своей комнате. Кругом была пылища: руки не доходили до уборки. Здесь и там лежали кипы порченой бумаги, всяческих набросков, планов, заявлений. На полу, возле компьютера, стояла стопка книг. Такая же — у койки. На краю стола — еще одна. Остатки авторефератов. Не отосланный конверт с неверным адресом. Тетради. Ксерокопии. Блокноты. Выписки. Отрывки. И экземпляр диссертации в красивом переплете, который стоил недешево, но был обязательным.

Кирпич. Бесполезный кирпич.

Андрей ощутил отвращение. Чтоб не видеть, отвернулся носом к стенке. Не хотелось подниматься.

«Я стал кандидатом», — сообщил он сам себе.

Но счастья не было. Андрей вообще ничего не чувствовал.

А ведь ему-то казалось, пустая жизнь как-то изменится после такого вот великого свершения!

Но всё осталось, как было.

До вечера Андрей пробыл в постели.

В то время, как государство воевало с чужеземным греческим наследием и старалось истребить неистинную веру в воскресение еврейского пророка, бывший аспирант лечился от депрессии. Таблетки, пить которые он долго не хотел, в итоге пригодились.

33

В университете по центральной лестнице раскатывали красную дорожку. Анна захихикала. Она вспомнила, как таким же точно образом встречали дорогого гостя — мэра, приехавшего к студентам в преддверии новых выборов. Он умничал, демонстрировал уверенность. Все шло гладко до тех пор, пока мэр не получил записку следующего содержания: «Дорогой NN! В Камасутре сказано, что дамам отказывать нельзя. Выполните мою просьбу, уйдите на пенсию! Анна». Зал аплодировал. Мэр смутился и пробубнил что-то насчет того, что он еще молод. Было весело.

Теперь ковровую дорожку приготовили для участников торжественного форума «историков, преодолевших догмы», «авторов новейшей хронологии», «творцов альтернативного», «срывателей покровов с исторических тайн, которые так долго хранили прислужники старого режима». Так писали журналисты о конференции, которая неожиданно приобрела масштабный характер. Для нее решили отвести актовый зал. С утра по универу бегали субъекты с микрофонами и камерами. Общий интерес к истории, который подхлестнуло сообщение об английском происхождении Петра Первого, привел к тому, что на ушах сейчас стоял не только исторический, но и остальные факультеты. Все ждали, что на этой конференции откроется невиданная истина, создастся новая концепция науки, не испорченной догматиками; концепция некой настоящей и весьма патриотичной истории.

Подружки с факультета в белых кофточках, наряженные, будто на экзамен, деловито спешили по коридорам с папками под мышками: готовилась регистрация участников. Анюту тоже попросили поучаствовать: встречать гостей внизу, смотреть, чтобы они не заблудились. Первым, кого она встретила у входа, был Андрей. Он ее не заметил!

— Добрый день, господин альтернативный историк! Приветствуем на конференции! — насмешливо произнесла Сарафанова.

— Ой, Аня, это ты!..

— Давно тебя не видно. Чай, зазнался, кандидат? Не хочешь с нами, смертными, общаться?

— Не зазнался. Просто, понимаешь, после всех этих кошмаров так устал, что целую неделю сидел дома. Такое вдруг расстройство накатило. Думал, после защиты начнется счастье, что-то необычное, жизнь пойдет настоящая, полноценная. А тут вдруг никаких тебе забот, проблем, волнений. И такое отупение!

— Понимаю. Но теперь-то излечился?

— Да, Иван Евгеньевич позвонил, сказал, что так происходит у всех. — Андрей чуть улыбнулся. — Ну, и дал совет, к чему стремиться.

— Докторскую пишешь?

Парень замахал руками:

— Никогда! Ни в коем случае! Останусь кандидатом до скончания веков — мне достаточно! О господи, да я даже представить не могу, какие ужасы проходят докторанты! А чтоб стать академиком, наверно, надо столько справок, что в мешке не унесешь!

Сарафанова засмеялась.

— Иван Евгеньевич сказал, что мой диссер напечатают, — продолжил Филиппенко. — Представляешь?!

— В университетской типографии?

— Ага, отдельной книгой!

— Ну, и скоро?

— Да понятия не имею! Впрочем, подобные вещи скоро не случаются. Сказали подработать кое-что, чуть расширить, кое-где отредактировать. Я уже начал. Буду жить теперь стремлением к изданию книги! Нет, представь: я автор монографии!