— Вы, по-моему, не певец… А кто? Ведущий? Стойте, не подсказывайте! Кажется… ведете передачу про преступность?
Надоедливый попутчик подобрался совсем близко. Филиппенко оказался в шаге от ареста. В голове его мелькнуло: «Задушить? Ударить по башке, потом связать? В Москве тихонько выйду, а его оставлю в нижнем отделении для багажа. Нет, не буду. Не сумею. Страшно. Лучше усыпить».
Спрашивать снотворное у проводницы означало навлечь на себя подозрение. Тем более, скорее всего, его у нее нет. Филиппенко принял решение дождаться остановки — крупный город, «в честь которого» закрыли туалеты, был уже на подходе.
— А сам вы не из «органов»? — спросил сосед зачем-то перед тем, как Филиппенко, натянув свою дубленку, вышел из купе.
Спустившись на перрон, он сразу же помчался выяснять, где есть аптека. К счастью, на вокзале был ларек с лекарствами.
— Снотворное… имеется? — взволнованно и как-то по-дурацки выпалил «историк».
— Клофелинщик? — отвечала бабушка-аптекарша вопросом на вопрос. — Совсем, блин, обнаглели! Воры, чтоб вам сдохнуть! Вот сейчас милицию-то вызову! А ну-ка…!
— Господи, ну что вы? Разве я похож на клофелинщика?..
— Снотворное строго по рецептам! — перебила его бабка. — Это первое! Второе! Его нет.
— Нет?.. — «Историк» был обескуражен.
— Нет, и не предвидится! — ответила аптекарша. Потом, наверное, из вредности, добавила: — У нас презервативы и слабительное. Надо что-нибудь?
— Слабительное? — Вдруг у Филиппенко зародился новый план. — А что, давайте! Лучше даже две упаковки!
План полностью удался. Выпив чаю, в котором растворились восемь таблеток, надоедливый сосед отстал от Филиппенко и занялся другими делами.
К тому времени как Андрей вышел на финишную прямую на пути к защите своей диссертации, он двадцать шесть раз посетил ученый совет, двадцать — диссертационный, девять — отдел кадров, восемнадцать — бухгалтерию, четыре раза — переплетный цех и пять раз — типографию. Деньги, силы исчезали. Дома мама заворачивала папе на работу бутерброды в листки черновиков, старых вариантов диссертации, «отзывы экспертов» (их Андрей, конечно, сочинял самостоятельно), кусочки автореферата. Автореферат Филиппенко, как и положено, верстал своими силами. Имея целью сделаться историком, по ходу он освоил ремесло верстальщика, носильщика (бумага — груз не самый легкий), чинильщика оргтехники (а принтеры ломаются всегда, когда печатать нужно что-то очень срочное), посла-переговорщика (иначе: «обивальщика порогов»), корректора (вычитывать работу, если глаз уже замылился, советуют в обратном направлении — из конца в начало) и психотерапевта (для самолечения, чтобы не рехнуться раньше времени).
Авторефераты напечатали в подвале в университетской типографии бесплатно после предъявления трех справок. К сожалению, вскоре оказалось, что один дефект в кустарной верстке все-таки был, последняя страница вышла вкривь и вкось. Андрею прописали пить лекарство от депрессии и против раздражительности. Он чуть-чуть попробовал и бросил. Все эти таблетки своим видом еще больше раздражали аспирата.
Тем не менее в декабре, как раз между днями рождения Сталина и Брежнева, Андрей достиг того, что автореферат на диссертацию был сделан в сотне экземпляров удовлетворительного качества. Теперь осталось только разослать эти брошюрки всем специалистам по вопросу, да библиотекам — и спокойно ждать защиты. О, господи, неужто?!
В списке для рассылки было шестьдесят четыре адреса.
Андрей, конечно, знал, что существуют конверты с самоклеющейся полосой. Защитную бумажку отлепил — и все, готово. Но ему всучили старые — такие, что приходится лизать.
Поскольку Филиппенко надоело ночами надрываться за какой-нибудь работой, он решил на этот раз пораньше встать и, скоренько заклеив все конверты, надписать их и отправить куда нужно. Как назло о том, что в этот день назначена его встреча с Анной Сарафановой, он вспомнил только утром. Отложить отсылку авторефератов было нельзя: по правилам их надо отправлять никак не позже чем за месяц до защиты диссертации. Ну, что же, встречу, что ли, отменить? Но этого Андрею почему-то очень не хотелось. Он подумал, что успеет и авторефераты отправить, и с Анной Сарафановой встретиться. Сделать оба дела оказалось не так-то просто.
После сорок первого конверта аспирант устал и стал лепить ошибки в адресах. Испортил пять штук. Ужасно разозлился, так, что даже хотел в самом деле выпить ту таблетку, которую прописали. Сгонял в ларек, купил еще конвертов. В итоге облизал их шесть десятков, размышляя о выражении «мозоль на языке». На это ушло два часа. Когда выходил из дома, почувствовал бурчание в животе. Сразу же решил, что отравился клеем — только потом вспомнил, что голоден. Определенно пора пить таблетки…
Зал почтового отделения был заполнен старушками так, что трудно было дышать. Андрей с трудом пробился к человеку, крикнувшему «Я!» в ответ на возглас: «Кто последний?» В зимней куртке было жарко, воздуха не хватало, а очередь как будто не двигалась. Бабульки, обступившие Андрея, почему-то именно на почту приносили плату за квартиру, телефон и прочие услуги. Они бурно обсуждали своих внуков, быструю инфляцию и то, что монархисты наконец-то смогут навести в стране порядок. Кроме бабулек отделение посещали представители компаний, продающих всякую ерунду по каталогам: почтальоны выносили им огромные картонные коробки. В очереди к крайнему окну кричал ребенок. «Вася, я на почте! Я еще на почте! Честно, я стою тут три часа! Какой любовник?! — надрывалась дама с телефоном. — Ты не веришь? Хочешь, приезжай и поменяемся!» «У вас есть валидол?» — спросил кто-то чуть слышно. «Можно не толкаться?» — возмущался дед с газетой, видимо, любитель почитать. «Разрешите! Ну, пожалуйста! Ну, мне только спросить!» — рвался к окошку тощий гражданин. «Тут всем спросить!» — ответили четыре человека, обступившие заветное отверстие.